Народ в харчевне, заметив, что певец чешет языком, вместо того, чтобы заниматься своим делом начал возмущаться. Для успокоения Боокко исполнил песню, умело вплетя в неё только что полученные фрагменты. Дело пошло. Сегодня, кстати, мне водки не предложили. Да и это мерзкий официант куда-то исчез. Это кисло, что мне здесь делать, я же отдыхать пришел. Пнул Арчаха, давай, дескать, приступай. Он залил в себя поллитра бузы, глаза у него приобрели неземной блеск. Он прокашлялся и начал:
— Люди! Человеки! Сегодня наша родина понесла невосполнимую потерю…
Ну и так далее. Как кровавые наймиты комиссаров убили нашего отца и благодетеля, начальника городской стражи, который грудью встал на защиту города от возмутителей спокойствия.
— Закон Отца-основателя под угрозой! Ты увидел у своего сына желтую повязку? Спроси его, скольких младенцев он погубил! Убей его сам, спаси семью от позора! — голос Арчаха проникал до самых печенок, и я заметил за собой неодолимое желание немедленно застрелить всех, у кого желтая повязка. Толпа вообще наэлектризовалась. Если сейчас у кого увидят хоть клочок желтой материи, порвут на месте. Талант, это, безусловно, талант и наше счастье, что его удалось сманить на свою сторону. Арчах закончил свою речь, пора домой. Мне здесь уже надоело, да и устал я. Пнул Арчаха, кивнул нашей охране и мы пошли отдыхать.
Во дворе у Тыгына вечерняя суета, шум и гам. Посреди этого разора, возле крыльца дом стоит Бэргэн и философически за этим наблюдает.
— Бэргэн, как дела? Ты еще не переехал в дом начальника городской стражи? — спросил я его.
— Нет ещё. Через неделю перевезу своих жен туда, а пока Улахан Тойона не будет, буду сидеть здесь. У меня Большая Тамга Тойона, я теперь здесь самый главный.
— Поздравляю. Много жуликов сегодня поймали?
— Пятерых. Начали выскакивать из-под земли, как ошпаренные. Завтра допросим. Один убежал. Не успели поймать.
— Хорошо. Пойду я отдыхать.
Я намеревался восполнить недостаток алкоголя в крови, посещение караван-сарая меня вымотало. В коридоре меня поймала одна из девок, Хара Кыыс, и начала мне шипеть в ухо, что, дескать, я сегодня оскорбил своими словами сестру Улахан Тойона, уважаемую Харчаана-хотун. Так что мне надо посыпать голову пеплом и медленно, на карачках ползти к ней и вымаливать прощение. Недолго думая, я ей врезал в пятак, русского языка такие бабы не понимают. Она вскочила и пыталась меня зарубить, но пока разгонялась, я успел растопырить пальцы веером. Ударом её снесло в конец коридора, в воздухе медленно таял золотистый след. М-дя. С каждым разом все интереснее и интереснее. Я подошел к поверженной противнице. Взял её за воротник, так, чтобы маленько придушить, приподнял и сказал:
— Если ты ещё вякнешь, сука, я тебе матку наизнанку выверну! И подругам своим передай. Церемониться не буду.
Таких баб сразу надо ставить на место, иначе потом грехов не оберешься. Поддал ей пинка.
— Я не слышу? Ты поняла, нет?
Молчит, гордая. Я немного повозил её пинками по полу, не давая подняться, пока она не прохрипела:
— Поняла, поняла.
— То-то же. Сегодня придёшь ко мне, согреешь постель.
Развернулся и пошёл. Сделал три шага и упал на пол. Какие они предсказуемые. Девка споткнулась об меня, пролетела вперёд, гремя саблей по каменным ступенькам, и свалилась под ноги Кривому Бэргэну. Тот поддал ей пинка и приказал повесить. Я отряхнулся и вышел на крыльцо, а девку уже волокли к дереву, накинув петлю на шею.
— Зачем так сурово, уважаемый Бэргэн? — спросил я.
— Закон. Она обнажила оружие против гостя. Позор падёт на голову хозяина.
— А может ей приказали? Ты тогда всех Хара Кыыс позови, пусть полюбуются на свою подругу. Кстати, она сказала, чтобы я снимал портки и полз к Харчаана-хотун, просить прощения. Не знаю за что, правда.
— Так снимай и ползи, — заржал он, — штаны можешь не снимать, она сама это сделает.
Солдафон. Никакой куртуазности. Но я вспомнил про то, что мне рассказывал Таламат, и всё встало на свои места. Это же та самая ненасытная сестра Тойона. Черт. Ну и ладно, я её публично не посылал, пусть утрётся. Бэргэн же решил сразу не вешать охранницу, а для начала выпороть, а потом доложить о происшествии Тыгыну. Блин, я выпью сегодня водки или нет? Харчаана мне ниразу не впёрлась.
По дороге в свою комнату, я всё-таки схлопотал по затылку чем-то тяжёлым. Кратковременная потеря сознания и я оказался в богато обставленной комнате. Судя по запаху, обилию всяких рюшечек и салфеточек – в женской половине. Я пытался дёрнутся, но получил твёрдым в бок, да и связали мне руки за спиной плотно и прикрутили к пяткам. Крайне неудобная поза. Голова трещала. Так я и сидел на коленях, пока в комнату не зашла женщина. Обошла меня кругом, похлопывая камчой по голенищу стильных сапог.
— Ты сегодня оказал мне пренебрежение. За это ты будешь наказан. Но может быть я тебя прощу, если ты постараешься.
Да уж. Бабам отказывать – себе дороже. Помню, лет этак двадцать назад…
— У меня на тебя не встанет, у тебя ноги кривые, — проворчал я.
— Ко мне надо обращаться госпожа! — она хлестнула меня по спине.
— Залупа ты конская, а не госпожа, — попытался я сохранить остатки своего достоинства, и совершенно зря.
Очнулся я второй раз уже распятым на кровати и совершенно голым. Прав был Бэргэн, сама штаны сняла.
— Мало? Будешь знать, как перечить госпоже.
В комнате уже никого, кроме неё нет. Харчаана расхаживает в совершенном неглиже, а в руках у неё кинжал. Женщина она, конечно, видная, зря я про кривые ноги сказал. Но такая половая жизнь меня ни разу не устраивала. Пошевелил руками – бесполезно. Скрутили качественно.