— Скотина! Ты продался за триста таньга ворам и угнетателям, ты…
Арчах хрипло засмеялся.
— Двести таньга, халат, конь и пять жен, — уточнил он, — а ты, Бээлбэй, конечно же, только ради народного счастья устраиваешь ячейка и подговариваешь крестьян бунтовать против закона? Зачем устраивать борьбу, если можно придти к уважаемому Улахан Бабай Тойону Старшего Рода Белого Коня и получить всё, за что надо бороться? — Арчах пожал плечами, — я получил, и плевать я хотел на твой ячейка. Так ведь и убить могут в следующий раз.
Бээлбэй побагровел и пытался плюнуть на Арчаха:
— Ты, ты! Предатель! Борьба за свободу народа не может быть без жертв!
Арчах с криком рванулся к Бээлбэю, с намерением его пнуть:
— Ты послал меня на смерть, а сам прятался за холмами! Трусливый шакал, помёт плешивой крысы!
Хара-Кыыс удержали буяна за локти и отвели подальше от костра. Арчах ещё долго выкрикивал проклятия и вырывался у них из рук. Шаман закончил колдовать над своими отварами и показал знаками Бэргэну, что уже всё готово, чтобы допрашивать пленника. Бээлбэй, видимо почувствовал, что сейчас будет что-то неприятное и выкрикнул:
— Если вы меня сейчас отпустите, то я буду просить комитет вас пощадить!
Бэргэн кивнул бойцам, которые удерживали связанного толстяка. Один из них зажал нос, а второй задрал голову Бээлбэя вверх. Шаман поднёс ему ко рту пиалу с отваром, и Бээлбэй, как не крутился, выпил зелье. Через некоторое время его глаза затуманились, а шаман начал постукивать в бубен с колокольчиками. Его помощник наигрывал на хомусе заунывную мелодию, в такт с позвякиванием бубенцов.
Когда глаза Бээлбэя остекленели, шаман бросил в костер щепоть травы и веером начал нагонять дым на пленника.
— Всё, — сказал шаман, — можно спрашивать.
— Как твоё настоящее имя? — начал допрос Бэргэн.
— Бээлбэй из клана Хунхуз, — отвечал бесцветным голосом пленник.
— Почему ты приказал напасть на нас на землях Старшего Рода Чёрного Медведя?
— Мне так приказали. Надо поссорить Роды Белого Коня и Чёрного Медведя.
— Откуда у тебя тамга Улахан Тойона Старшего Рода Чёрного Медведя?
— Мне дали её.
— Кто дал?
Бээлбэй забился в падучей, у него пошла пена изо рта, а тело скрутили судороги.
— Чшш, чшш, чшшш, — забормотал шаман, — тихо, тихо, — и сказал Тыгыну, — сильное заклятие на него наложили, непонятно как, но он не может что-то говорить. Я слышал про такое от стариков. Если сильно спрашивать про запретное, может помереть.
— Что такое комитет?
— Комитет – это лучшие люди, которые хотят освободить Степь от власти Старших Родов, — пленник успокоился и опять начал отвечать без эмоций.
— Ты входишь в комитет?
— Да, я вхожу в комитет, я комисаар нашего улуса.
— Зачем в улусе комисаар?
— Комиссары проверяют, чтобы в ячейках правильно понимали, как надо осуждать тойонов, ханов и баев, а также Старшие Рода, которые обманывают народ. Искать недовольных, приглашать их в ячейка, учить, разрешать говорить плохое про баев и тойонов.
— Какие люди ещё в комитет?
Бээлбэй опять захрипел и задёргался.
— Чшш, чшш, чшшш, — забормотал шаман, — не хочет имена говорить.
Бэргэн расспрашивал пленника про комитет, ячейка и отряды, знаки и откуда берутся деньги. Наконец допрос прекратили, когда стало видно, что пленник уже отошел от действия зелья. Его оттащили подальше и привязали к дереву.
Тыгын крепко задумался над услышанным. Всё слишком неожиданно и необычно, это не одинокие проповедники, которые шалаются по наслегам и хают власть, это целая банда отщепенцев. И в этой банде не только воры и убийцы. В банде есть и чиновники, и купцы, и даже кто-то из приближённых к Улахан Тойонам людей. Тыгын сразу вспомнил детскую игрушку бабайка, которые вытачивали из дерева мастера в северо-западных областях Курухана. Когда открываешь большую бабайку, внутри у неё бабайка поменьше, а внутри её ещё меньше и так могло быть до восьми вложенных друг в друга куколок. Тут открывались такие же тайны – осталось добраться до тех, кто сидит внутри всех последних событий. Надо вырвать этому скорпиону жало, а не гоняться по всей Большой Степи за каждым возмутителем спокойствия. А ещё надо бы узнать, может рядом с Тыгыном такой же комисаар затаился, а по улусам расхаживают агитаторы и учиняют ячейка. Шайтан всё побери!
— Дед, надо узнать, кто посылал Бээлбэя, — внучка отвлекла Тыгына от тяжелых дум, — надо чтобы он сегодня убежал.
— Почему? Его надо повесить, — встрепенулся Тыгын.
— Не надо. Пусть убежит, а ты пошлешь кого-нибудь смотреть, к кому побежал. Он прибежит к своему хозяину, расскажет, что Улахан Тойон совсем плохой лежит. Все начнут бегать, а твои люди пусть за этим присмотрят. Кто к кому бегал. Так много можно узнать. Он увидел, то, что хотел увидеть, и то, что ему показали. И не понял, что всё, что мы видим – большей частью совсем не то, что есть на самом деле.
— Хитрая ты! — осуждающе произнес Тыгын, но тут же поправился. — Умная, ага. Хорошо, так и сделаем, если не можем узнать хозяина так, узнаем по другому.
Все сведения, которые удалось получить от Бээлбэя, уже касались не только простого покушения на Улахан Тойона, а в разной степени относились к спокойствию всей Большой Степи. Надо было известить всех Улахан Тойонов Старших Родов, за исключением Эллэя. Тыгын чаще пользовался узелковым письмом, но теперь узлами всего не скажешь. Принесли письменные принадлежности и Тыгын начал тихо диктовать Сайнаре письма Улахан Тойонам. В конце каждого письма Тыгын требовал собрать Большой Муннях, чтобы осудить бездействие Эллэя, на земле которого творятся беззакония. Отдельно написал сыну в Алтан Сарай. Наконец, когда письма были написаны, Тыгын запечатал их своей печаткой и подозвал Талгата и Бэргэна.